Город Солнца. Голос крови  - Евгений Рудашевский

Максим его не слушал. Торопливо зашнуровывал кроссовки – они всю ночь пролежали на батарее, сушились. Проверял содержимое сумки. Кажется, не был уверен, брать ли с собой Инти-Виракочу.

– Она отправилась с твоим папой в экспедицию, – продолжал Дима. – Видела, как один за другим гибли её участники. Возможно, видела смерть собственного мужа. А потом ещё несколько месяцев сама шарахалась по джунглям. Помнишь, что сказал Марден? «Едва живая. Когда её нашли, она кору с деревьев объедала». Вот Исабель и тронулась. Заодно свою болезнь там где-нибудь подцепила. И с тенями всё ясно. Наверняка в помешательстве слышала голоса Гаспара и остальных – из тех, кто погиб в экспедиции. Логично?

Максим не ответил. Помедлив на пороге, сказал только:

– Я быстро. А вы пока займитесь делом.

– Займитесь делом, – проворчал Дима, когда Максим захлопнул дверь. – Просто замечательно.

– Мужик что бык, – без улыбки промолвила Аня. – Это про вас обоих.

– Ну да, конечно.

Отговаривать Максима было бесполезно. Получив вчера новую фотографию мамы, он уже ни с кем не разговаривал, не обсуждал расшифрованные письма. Всю ночь ворочался. Дима слышал, как Макс скидывает и опять натягивает одеяло, отбрасывает и вновь берёт подушку. Слышал, как к нему на матрас перебралась Аня. Как что-то шептала ему. Кажется, Максим только после этого и уснул. А утром заявил, что должен ещё раз сходить к проводнику.

– Он же уплыл! – простонал Дима, уверенный, что и ему придётся опять тащиться в Белен.

Потом выяснилось, что Макс собирается туда один. Надеется, что Марден, протрезвев, вернулся и сможет говорить без припадков страха и многоголосия.

– А если его там нет?

– Тогда переверну лачугу вверх дном. Если понадобится, разберу её по доскам.

– Это ты можешь.

– Надо было сразу там всё обыскать.

– И что ты хочешь найти?

– Что угодно. А вы разберитесь с письмами. Если что-нибудь найду, дам знать.

– Макс, это опасно… Идти в Белен одному.

Аня считала, что за ними по-прежнему следят. Дима этому не верил. Слишком уж много сил они отдали там, на Титикаке, чтобы раз и навсегда избавиться от любых преследователей, кто бы там ни бегал за ними по всему Перу: Артуро, Паук или кто-то ещё из поклонников Шустова-старшего. То, что Марден после разговора с мальчишкой Лучо, подгоняемый своими бзиками, вдруг взялся размахивать мачете и спрашивать, с кем они пришли, ещё ничего не означало. Даже то, что он с таким напором грёб подальше от своей лачуги, торопился выплыть в Амазонку, казалось Диме обычным психозом. Однако Дима не стал говорить об этом вслух. Понадеялся, что сестре удастся запугать Максима. Не удалось. Максим ушёл.

Убедившись, что он не одумается, Аня легла на его матрас. Подложила под спину две подушки, укрылась от кондиционера палантином Шустова и взялась за листки с шифралфавитами. Дима, вздохнув, завалился на свою кровать. Оставалось потерпеть совсем немного. Уже вечером он рассчитывал позвонить Егорову. Мог похвалить себя за то, что выучил его номер, иначе тот навсегда пропал бы вместе с украденным в Трухильо смартфоном.

Диме нравилось здесь, в гостинице. С выкрашенными в бледно-зелёный цвет стенами, крохотным окошком под самым потолком, в которое только и было видно, что кирпичную стену соседнего здания. Искусственное освещение, прохлада от шумевшего кондиционера и обычная гостиничная стерильность, которую разбавляли лишь два брошенных у двери рюкзака и ещё не вскрытый мешок из прачечной – Аня утром успела сходить за постиранными вещами, – всё это позволяло забыть место, где они оказались. В Икитосе, в Ауровиле, в Коломбо или в Москве – представляй что хочешь. Ты вырван из уличной духоты. Тут не чувствуется смена дня и ночи. Сиди себе и подбирай буквы под зашифрованным посланием Дельгадо.

Первое из двух последних писем Дима с Аней наполовину расшифровали ещё полчаса назад, с Максимом. Убедившись, что речь в нём идёт исключительно о биографии плантатора, Макс сорвался в Белен. Между тем картина из письма складывалась понятная и до смешного знакомая – слишком уж судьба дель Кампо напоминала судьбу Затрапезного со всеми его полотняными мануфактурами, красильнями и бумажными фабриками.

Потомок выходцев из Андалусии, одних из первых переселенцев, бежавших в Новый Свет после засухи в тысяча пятьсот двадцать первом году и впоследствии подвизавшихся то в скотоводстве, то в конкистадорских экспедициях, Карлос дель Кампо и сам поначалу брался за любую возможность заработать. О его молодости Гаспар почти ничего не знал, однако выяснил, что уже к двадцати пяти годам тот поставлял в Испанию кожи для подвижных частей различных механизмов, для кузнечных мехов, рессор и всего остального, потребность в чём усилилась после начала промышленной революции в Европе. Кроме того, кожи дель Кампо шли и на более привычные нужды: сапоги, шоры, постромки.

Не удовлетворившись этим, Карлос занялся заготовкой солонины, которую продавал действующему флоту вице-короля и в некоторые из шахтенных городов Верхнего Перу. По словам Гаспара, это было довольно смелое решение. Прежде в Перу заготовкой солонины занимались редко, а туши забитых для кожи коров часто оставляли гнить без всякой пользы – с них среза́ли только ту часть мяса, которую можно было съесть без засолки.

На этом Карлос не остановился. Предчувствуя, что в поставках солонины и кож вскоре будет невозможно конкурировать с торговцами из аргентинского Буэнос-Айреса, дель Кампо вложил накопленные средства в, казалось бы, значительно более рискованное предприятие. Гаспар во всех подробностях описывал удивительную прозорливость Карлоса и его желание обустроить собственную хлопковую плантацию. Подобных плантаций в Перу было не так уж много. Ещё инки в прибрежных районах выращивали несколько сортов хлопчатника, однако в колониальный период их занятие не получило ощутимого продолжения.

Итак, дель Кампо к тысяча семьсот шестидесятому году отстроил себе на северном побережье Перу собственную асьенду в духе римской виллы, окружённую амбарами, конюшнями, отдельными зданиями для работников и, конечно же, хлопковыми полями, на которых трудились как рабы, так и наёмные индейцы. В те годы окрепла хлопковая промышленность Каталонии. Каталонцам удалось механизировать как прядильный, так и ткацкий процесс, – именно им Карлос и начал поставлять свой хлопок-сырец, на чём разбогател ещё больше, чем на кожах и солонине.

Впоследствии дель Кампо задумался о строительстве цеха для переработки сырья и об организации собственной полотняной мануфактуры – прежде всего для внутренней, то есть перуанской торговли, так как вывоз готовой хлопчатобумажной ткани в Испанию был частично ограничен, а торговля с соседями, Новой Гранадой и Новой Испанией, была вообще под запретом. Гаспар в письме к Сергею Владимировичу указывал, что в эти годы, скорее всего, и состоялись первые ознакомительные экспедиции к будущему месту Города Солнца, которые по неизвестной причине произвели на Карлоса исключительное впечатление.